Вопреки ожиданиям я получаю повестку и просто ухожу служить в ряды Советской Армии. Как у многих, первые впечатления от Армии были удручающими.

Я попал сразу же в «войска». А именно: на удаленную точку войск ПВО в Калининградской области.

На радостную встречу в части я, разумеется, не рассчитывал. Но, когда колонна новобранцев (среди которых мелькало и мое лицо) подошла к воротам части, из-за которых отчетливо доносились крики: «Вэшайтесь, духи!», я погрустнел.

Признаться честно, военкомовский замполит обещал другое.

Первая ночь (романтичная первая ночь!) была незабываемой. Мы учились одеваться-раздеваться за 45 секунд. Учились долго. Пока не научились. До утра. И легли спать в 5:30. На 30 минут. Чтобы завтра, послезавтра, через неделю, месяц и полгода повторялось то же самое… Вот так начиналась служба.

Хотелось повеситься. Через год это желание угасло. Ближе к «дембелю» служба стала нравиться. Сейчас я думаю, что судьба сделала мне отличный подарок. Я знаю, что такое быть солдатом.

Жизнь в первые месяцы моей службы существенно облегчилась благодаря умению играть на гитаре. Узнав, что я пишу песни, дембеля практически освободили меня от грязной работы и дали задание написать «дембельскую песню». Помню, как трудно мне эта песня давалась. После «гражданки», романтичных стихов о лунных ночах и безбрежной любви писать о «стуке колес дембельского поезда» было делом невыносимым. Но выбирать между разгрузкой очередного вагона с углем и «творческим порывом», безусловно, я не стал. Песня была написана. Признаюсь, одна из самых неудачных песен. Да и угля я поразгружал немало.

Хорошо помню, как с самого начала службы я говорил сослуживцам: «Ребята, я гражданский человек! Только пока в военной форме». На удивление, многие меня понимали.

После первого десятикилометрового кросса, я перестал курить, и не курил все два года. Пить – об этом и речи не могло быть. На второй год службы купил кеды, самостоятельно бегал (от станции в деревню) кроссы, усиленно занимался спортом, подтягивал свой английский (очень интересовались войсковые службы безопасности – зачем?), варил в котелке у станции отвар из крапивы (боялся – волосы выпадут от облучений) и читал подборки «Литературной газеты», присылаемые мамой ежемесячно.

Мама приезжала, и мы гуляли с ней, как, помню, в пионерлагере, по Калининградским лесам. Это были унылые пейзажи, окружавшие мою часть. На время я забывал, что я солдат.

Два раза я побил солдат младшего призыва, будучи уже «дедом». Один раз это было в ситуации, когда рядовой Мамадалиев по тревоге, вместо того, чтобы принести стволы ЗПУ (командиром которой на время тревоги я являлся) к орудию, сидел на кухне и пил чай со своим «зёмой». На кухне я его и застал после отбоя тревоги… Второй раз, когда литовский новобранец… просто охамел. Это неприятные воспоминания.

Приезжала бабушка-артистка. Ей тогда уже за 70 было. Только сейчас воспринимаю всю трогательность этих визитов. А тогда раздражало. Казалось глупым и неудобным.

К концу службы мы учились жить на гражданке, т. е., — не ругаться матом. Помню, перед «дембелем», с расчетом договорились: кто ругнется – 20 копеек. Проиграл, помнится, за два месяца рублей пять. Да так и не удалось избавиться.

Помню, мама что-то спрашивает, а я в ответ: «Да ты, б***, понимаешь!!!» И сам думаю – двадцать копеек профукал… Мама-то все понимала.

Однажды, на второй год службы, поздравить с днем рождения приехали Вилькин и Шилейка – ритм и соло гитаристы «Гравитона» — Алик с Витьком. Меня отпустили в увольнительную. К вечерней поверке я пришел с трудом. Можно сказать, приволокся.

— Р-а-а-азши-и-ите пройти, тариш майор! — выдал я, подходя к строю солдат, построившихся на вечернюю поверку. — Проходи, проходи, па-анима-ешь, боец. Завтра поговорим — отозвался майор Жуковец, отпустивший меня в увольнительную.

«Завтра» было печальным.

— Ефрейтор Домбровский, па-а-анима-ешь, выйти из строя на два шага — Есть — Восемь нарядов вне очереди, боец, за вчерашнюю твою херню, па-а-анимаешь! На кухню пойдешь, па-а-а-нимаешь. Скажи спасибо, что не на говно! — Есть, товарищ майор! Спасибо!

Так, уже, будучи почти «дембелем», я попал на кухню. Спасали только сирены ежедневных «Готовностей №1», включавшиеся благодаря самолетам-разведчикам СР1, взлетавшим из вражеской тогда Скандинавии.

Из кухни «по готовности» я бежал (почти километр) на станцию. Других операторов (моего уровня) ближнего диапазона не было. От меня зависел целый авиаполк с их 23-ими МИГ-ами, и, соответственно, наш батальон ПВО.

Сейчас я знаю, что такое кроссы, полигоны, наряды и «дедовщина». Ирония по отношению к фразе «Армия – школа жизни» постепенно растаяла. В Армии я добился значительных успехов, скорее из соображений корыстных, нежели любви к Родине: хотелось меньше ходить в наряды на кухню. Я был оператором радиолокационного узла. Люди, служившие, меня поймут – на груди я носил значок 1-го класса. В наряды меня посылали редко. И никогда не отправляли на гауптвахту – в части я был незаменим.

Советская Армия